Провожал. Целовал то в ладонь, то в глаза.
Бредил. Нёс чепуху… Отвечала: нельзя…
Возвращалась привычной дорогой домой,
в красный дом у вокзала глухой и немой,
в тихий свет и покой равнодушной семьи,
где свой муж, и свой сын, и привычки – свои,
в заведённый, добротный и прочный уют,
где сервизные чашки свистят и поют,
где, улёгшись на толстый зелёный ковёр,
лижет руку хозяйки пятнистый боксёр, –
каплет жёлтая пена с косого клыка…
И такая тоска... И такая тоска...
